А когда через пять лет Сингура выставили уже на виргском рынке, стоил он не десять и даже не двадцать серебряных, а полную горсть золотых дархемов. Хорошо обученный крепкий боец с тощей немой девкой в придачу – их купил человек неизвестного племени в одеянии цвета красной охры.

Человек был лыс, безбров, безоружен и бледен, как свежий покойник. Он приказал расковать раба и спокойно ждал его у подножия помоста. Сингур спустился.

Его и раньше не постоянно держали в цепях. В неволе кому как везло, но у ценных рабов доля была не такой уж горькой, как принято считать.

- Идём, - сказал человек.

Сингур пошёл, ведя за руку Эшу. Так они вышли с рынка на широкую светлую улицу. Новый хозяин обернулся и спросил:

- Тебе нравится убивать?

Раб в ответ пожал плечами. Он об этом не задумывался. Драка – она и есть драка. Что в ней может нравиться? Кто-то должен упасть. Иной раз и умереть.

- Значит, всё равно, - верно истолковал его молчание покупатель. – Это хорошо. Ты ни разу не пытался бежать?

Сингур покачал головой. Куда бежать? Как? Болтаться с сестрой по чужой стране – без надежных спутников, без денег, да ещё с отряжённой по следу погоней? Нет уж. Однажды он по дурости натворил дел. Второй раз не хотелось. Он был не против свободы. Стоять на соседнем со скотом помосте и гадать, кто купит, – то ещё удовольствие. Однако за годы рабства Сингур уже понял: если невольник зол и рвётся на волю, первое, что будет делать новый хозяин, – усмирять. Это больно. Зачем ему лишняя боль? Зачем ему плохой хозяин?

Сразу после похищения он не сбегал, потому что не знал языка и потому что… потому что Эша. Куда с ней побежишь? Если на себе нести – долго не пробегаешь. Если саму бежать заставить – она на десятом шагу уже начнёт сипеть, задыхаться, а затем синеть и умирать. Потом, позже, можно было удрать. Случались удобные моменты. Но удрать мало. Свободу нужно не только получить, но и сохранить. Иначе проносишься, как бешеный пес, а потом снова окажешься на цепи, только куда короче прежней.

До Вальтара месяцы пути. Часть из них морем. Да и что ждёт в Вальтаре? Он там уже десять лет не был.

Хотя про побег Сингур наврал, конечно. В начале, ещё до Абхаи, в Вальтаре, они пытались с Эшей бежать. Ох как доходчиво им объяснили совершённую глупость, когда поймали. Били долго и со вкусом, потом подвесили за ноги, а сестру топили в ведре с водой. Он навек зарёкся бегать.

- Хорошо, - неведомо что одобрил незнакомец. – Идём.

Сингур видел: на них смотрят. Прохожие оглядываются, но тут же отводят взгляды и прибавляют шаг.

- Идём, идём, - повторил мужчина.

Они дошли до высокой каменной ограды одного из богатых домов. Здесь новый хозяин Сингура оглянулся с насмешкой на своего раба и провёл ладонью в воздухе. Пространство перед ним всколыхнулось знойным маревом, а потом расползлось надвое, словно кусок ткани. Из образовавшейся червоточины потянуло запахом воды и дикого леса.

Человек стиснул Сингура за плечо, делая шаг в тёмно-зелёную прореху. Зной и слепящее солнце виргского полдня остались за спиной, а Сингур, Эша и их новый хозяин ступили на позеленевшие от мха каменные ступеньки. Узкая лестница плавно тянулась вверх вдоль заросшей длинными лозами скалы, через сумеречную чащу.

Так Сингур оказался в Миаджане.

* * *

Эная поднималась по широкой каменной лестнице к высоким колоннам Храма. Стиг шёл следом, почтительно отстав на несколько шагов. Он чувствовал её смятение. Смятение и растерянность.

- Стиг, я хочу поговорить с Безликим, - обернулась девушка к своему спутнику.

Тот кивнул:

- Я подожду вас, госпожа.

Она помолчала, а потом спросила:

- Скажи мне: сколько у тебя было храмовых жен?

Мечник удивленно вскинул брови:

- Три, госпожа. Зачем вам это?

- А детей?

Он ответил с улыбкой:

- Двое. Оба – мальчишки.

- Что с той женщиной, которая не родила? – продолжала расспросы собеседница.

- Она вышла замуж, Эная, - спокойно произнёс Стиг. – Зачем ты выспрашиваешь то, что и так знаешь?

Девушка поспешно спустилась к нему и взяла за руку:

- Стиг, мне страшно. А вдруг я не смогу родить?

Мужчина снова улыбнулся и сказал:

- О многоликая, ты родишь близнецов. Воины не умеют провидеть, но я хочу, чтобы было так. Ты родишь Безликому мужу двух дочерей. Всё будет хорошо.

Эная топнула ногой:

- Прекрати насмехаться!

Он мягко удержал её за локти и поцеловал в лоб:

- Я могу иногда насмехаться. Я твой брат, пускай только по отцу. Чего ты испугалась? Зачем собралась к Безликому?

- Об этом я скажу только ему, - ответила, отстраняясь, собеседница.

Мечник почтительно склонил голову и спустился на две ступеньки ниже:

- Простите, госпожа. Я спросил, не подумав.

- Ничего, Стиг, - милостиво сказала она.

Он стоял, склонив голову, но сестра знала: улыбается. Стиг всё ещё помнил её маленькой девочкой, которую кормил сладостями, катал на плечах и щекотал. Это мешало ему воспринимать её как госпожу. И Энае, с одной стороны, это казалось очень милым, а с другой – злило.

- Скажи, что ты думаешь о том человеке, которого мы встретили?

Мечник ответил:

- Я ничего о нем не думаю, госпожа, кроме того, что он был не в себе. Это очень бросалось в глаза. Таких людей нельзя останавливать в одиночку. Правильнее было не подходить к нему вовсе, только проследить.

- Если бы я могла хотя бы предположить, как он себя поведет, не подошла бы!

- Знаю, Эная, - кивнул он. – Я ни в чем тебя не виню. Лишь ответил на твой вопрос.

От этих его слов сестра лишь ещё заметнее раздосадовалась:

- Мне жаль, Стиг, что так вышло. Я попробую поймать его в Сеть.

- Попробуй, многоликая. Может, и получится. Если же нет, тогда его придется искать мне.

- Спасибо.

- Не за что благодарить, я его ещё не нашёл.

К подножию стройных высоких колонн они поднялись в молчании.

- Удачи вам, госпожа, - сказал Стиг.

Эная снисходительно кивнула и вошла под изящную арку в прозрачное марево Храма.

* * *

Храм Джерта был огромен и очень стар. Каменный лабиринт, лишённый окон и дверей, был освещён огнями и окурен благовониями, тлеющими в плоских чашах жаровен. Жаровни с высоты резных квадратных колонн рассылали в стороны медленный бледный дым. Медные бока чаш сверкали, желтый камень колонн казался тёплым, словно прибрежный песок, пламя трепетало в узких желобах вдоль стен, а колеблющиеся тени дрожали и рассыпались.

Эная шла длинными извилистыми коридорами, вдыхая ароматы благовоний. Голова слегка кружилась от сладкого запаха. Мерещилось, будто древние статуи мечников и храмовых дев, стоящие в нишах, провожают пришелицу взглядами незрячих глаз.

Многоликая любила рассматривать изваяния. Ей даже казалось, будто всякий раз они неуловимо менялись. Складки одежд иногда лежали не так, как прежде, могли стать иными наклон головы или выражение лица. Эная знала живую скульптуру Девы, держащей в руках жаровню с благовониями. Иногда из-под каменного платья виднелся носок сандалии. В другой раз он исчезал. А может, казалось… В этих лабиринтах неверный свет жаровен порождал на редкость живые тени.

Шелест одежд, слабое эхо шагов, треск огня и безмолвие. Голоса многотысячного города сюда не долетали. Ни шум моря, ни дыхание ветра. Так тихо, словно толща воды укрывает святилище, отрезая любые звуки.

Простой человек заплутал бы здесь и сам никогда бы не вышел. Но Эная не была простой смертной, поэтому за очередным поворотом коридора её ждала дверь. Невидимая для непосвящённых.

Девушка толкнула древнюю створку и шагнула вперёд.

Многоликая не пыталась постигнуть древнюю магию и понять, как можно, пройдя по лабиринту, оказаться на вершине Храма. И тем не менее, именно там она и очутилась. Белая ротонда в кольце колонн, парящая над Храмом, будто венец, для стороннего взгляда была всего лишь украшением, Энае же открылся круглый зал под мозаичным куполом. Главный зал Храма. В льющемся сквозь лёгкие занавеси розовом свете шесть женщин, расположились на полу в мягкой россыпи атласных подушек. Руки многоликих порхали в воздухе, изящные пальцы удерживали сверкающие нити простёртой между ними Сети...